– Последний раз видела я папу 15 сентября 1942 года.
Ему было 30 лет, когда в 1937 году решением бюро Карельского обкома партии его утвердили инструктором Ругозерского райкома. Через год он уже работал третьим, а затем вторым секретарем. Всегда был там, где нужен, ему доверяли важные дела. В первые месяцы войны отец работал в политотделе станции Кемь. В марте 1942 года он поступил в распоряжение ЦК КП (б) КФССР, а в конце мая – утвержден секретарем Шелтозерского подпольного райкома партии. Это было его личное желание. Вот с этого момента я и хочу начать свой рассказ об отце, каким он остался для меня навсегда. В архиве Карельского обкома КПСС мне выдали справку, где событие того времени заключено в одной строчке: «31 июля 1942 года А.И.Баранцев перешел линию фронта на лодке через Онежское озеро». Но я знаю, что он с группой товарищей проводил разведывательную операцию на юге Карелии – район реки Свирь занимали финны. Задание они выполнили, осталось только возвратиться назад с полученными данными. Путь по лесам и болотам был сложным и долгим. Разведчики были близки к цели, но случилось непредвиденное – проснувшись после ночного отдыха, они обнаружили, что один из них исчез. Только оставил записку: «Я не с вами. Меня не ищите и не ждите». Все поняли: его предательство опасно для всех, под угрозой такая трудная операция. Папа дал команду: выходить по одному. Он хорошо знал местность, поэтому сам направился туда, где ему могли оказать помощь. Это была деревня Шокша, где жил наш дедушка и где в этот момент находилась папина семья. Здесь надо пояснить, как мы, его жена и трое детей, оказались в доме деда, маминого отца Степана Назаровича Герасимова. Война нас застала в Кексгольме, в Приозерском районе. Папа в то время в Кексгольмском райкоме партии работал секретарем. Однажды он пришел и велел срочно готовиться к отъезду. Наскоро собрав необходимые вещи (до сих пор помню мой велосипед, что остался на антресолях), мы отправились эшелоном эвакуированных в Вологду. Мама наша была инвалидом, едва передвигалась с помощью костылей. По хозяйству ей помогала Тася – няня. Но в Вологде нашу няню сразу отправили на оборонные работы. Справляться с детьми самостоятельно мама не могла. Как уж там было, не знаю, но мамочка, тихая и скромная, никому ничего не сказав, направилась в райком партии к первому секретарю, объяснила обстановку и каким-то чудом уговорила, чтобы нас переправили в Карелию. И вот вышли мы из вагона в Петрозаводске, идем по перрону и вдруг видим: папа… Такая неожиданная встреча, ни он, ни мы, его семья, не знали, кто, где находится в это время. Я так хорошо помню этот миг: на папе военная форма, фуражка, перепоясан ремнями, на боку – планшет. Я не знаю, что он в этот момент чувствовал, но нас надо было срочно куда-то определять. Ничего не оставалось делать, как отправить нас к деду, папа же был переведен в г. Беломорск, занимался снабжением Карельского фронта. Но, как оказалось, вскоре потребовалось его участие в не менее ответственном деле. Так он получил задание организовать разведгруппу. Пригодилось знание языка – папа по национальности вепс. В группу вошли надежные люди, кроме одного, оказавшегося предателем. Я хорошо помню стук в окно той темной сентябрьской ночью. Люди, что пришли, сказали, что они от Алексея Ивановича, стали расспрашивать о нем. Мама ответила, что в последний раз она виделась с мужем в начале войны в Приозерске и где он сейчас находится, она не знает. А в это время папа прятался в хлеву – он дошел до Вехручья. Ему предстояло переправиться через Онежское озеро на Шалу – там был подпольный штаб. Тут уже дедушка пошел в разведку – нужно было помочь папе. На берегу оказалась только одна сторожевая лодка, к ней был приставлен смотритель, который на ночь уходил домой в деревню, а привязанную лодку закрывал на замок. Это было единственное средство, на котором можно добраться в Шалу. У дедушки созрел план, как это сделать. А придумал он вот что. Чтобы не вызвать подозрения, дед поручил мне провести хитрую операцию. Мне было 11 лет, я так любила своего папу, что ничего не боялась и сделала бы все для него, что нужно. А нужно было отправиться ночью к озеру. От нашей деревни путь занимал полтора часа. Шла я по берегу ручья, а мысль была только одна, как выполнить поручение: добраться до Онеги, разыскать лодку и весла и все зарисовать. Дедушка наставлял: «Дойдешь до озера – иди в сторону лодки, в кустах ищи весла, они должны быть спрятаны недалеко. Найдешь, возвращайся и от этого куста, где весла, начинай считать шаги до ручья». Я сделала все, как он велел, вернулась домой, а в следующую ночь этим маршрутом ушел папа. Прощаясь, он сказал: «Ни о чем не волнуйтесь. Живите, как все. Победа будет за нами». Так случилось, что на этот раз сторож был на месте, когда папа добрался до лодки. Откупился ли папа деньгами, не знаю, только сторож лодку и весла ему отдал. День 15 сентября выдался погожим, на озере – штиль. Все были уверены – папа доберется до берега. Но сыграл свою роль сторож – заявил, испугавшись оккупантов, что лодку у него похитили. Тут уже была поставлена на ноги полиция, их катера пробороздили все озеро и в конце концов папу обнаружили. Уйти на веслах от них ему было невозможно. Отец принял решение уничтожить документы, которые были при нем, а потом взорвал себя. Как погиб папа, мы узнали позже. В начале 90-х годов мне дали возможность ознакомиться с архивными документами, в них все подробно зафиксировано. После того трагического события сначала нас посадили под домашний арест. Полицаи, что постоянно находились в доме, среди ночи будили и начинали расспрашивать, где находится отец. Но однажды подъехала большая машина и всех взрослых – дедушку, бабушку и маму увезли в петрозаводскую тюрьму. Дети остались на попечении крестной. И снова приехала та же машина, теперь забрали детей. Так мы, вслед за близкими, оказались на территории тюрьмы. Мама позже рассказывала, что, находясь в тюрьме, она встретила там того самого предателя, и его фашисты не пощадили. В конце 42-го всю нашу семью отправили в лагерь в Калевальский район. Там мы пробыли до конца войны. Как оказалось, это был политический лагерь – сюда помещали семьи подпольщиков, партизан. Были опасения, что фашисты нас уничтожат. Помню тот день, как неожиданно раскрылись ворота и на территорию лагеря вошли военные – наши, советские. Что творилось от радости – трудно передать! Крики, слезы, ликование! Вскоре, буквально на второй день после освобождения, за нашей семьей приехал инструктор обкома партии (я даже запомнила его фамилию) Трусов. Так мы оказались на свободе. Началась новая жизнь, уже без папы, Алексея Ивановича Баранцева. …Валентина Алексеевна хранила память об отце до конца жизни. Она знала цену предательства и верила в справедливость. Еще очень хотела, чтобы дети и внуки никогда не забывали о тех испытаниях, что выпали на долю ее поколения. Записала А. Сердюк
